2012, Serie mit vier Bildern, Öl auf Leinwand, 100 x 100 cm

Aus dem Text zur Ausstellung SKAZHI-KA, DYADYA... / TELL ME, UNKLE

И Верещагин им отец

Сергей Хачатуров, 2012

Тема войны 1812 года оказалась одной из самых податливых к новым, экспериментальным формам коммуникации и с художественным материалом, и со зрителем. Причина, наверное, в том, что в истории искусств любое сражение глазом художника режиссировалось как грандиозная сценическая феерия, в которой точный математический расчет и идеальная геометрия невозможно ослепительно сочетались со стихийным, бурлящим, запредельным в своем воплощении потоком эмоций, страстей, боли, гнева, ликования. Высшая математика и торжество неукротимой стихии, - вот что завораживало художническую мысль и становилось желанной темой картин и скульптурных фризов. Это как прельщение (горлумовская "моя прелесть"): сам сюжет с людскими страданиями и смертями - собственно войной - аморален и неэтичен, но сконструировать из него оду по законам высокой эстетики - ах, очень хочется.

Вспомним, как красиво изображали кровавые бойни и в грозненское время на Руси, и в эпоху Ренессанса, и барокко. Стиль презентации всегда тяготел к преодолению жанровых и даже видовых ограничений. Всегда стремился стать нечто бОльшим, в статику пространственных видов искусства подключить категорию времени.

Одним из первых, отказавшихся от красивостей в изображении кровавых мясорубок, захотевшим представить войну как действо не доблестное и героическое, но подлое и бесчеловечное, был Василий Верещагин. Горы трупов, черепов, комкающая судорогой картину мира всепроникающая боль, - то был новый радикальный язык изображения войны. И он может считаться посланником сегодняшнего языка визуального творчества, открыто апеллирующего и к театру жесткости, и к театру абсурда.
Будучи бескомпромиссным новатором в батальном жанре, Верещагин пошел еще дальше. Именно в сюжете о войне 1812 года он попытался создать подобие нынешних тотальных инсталляций, обеспечивающих полный эффект присутствия зрителя внутри материала.
На рубеже XIX - XX художник создавал так и не законченный до конца цикл, посвященный войне с Наполеоном 1812 года. Два определенных самим автором лейтмотива цикла: "великий национальный дух русского народа" и "сведение образа Наполеона с пьедестала героя". В 2010 году в Историческом музее показали двадцать картин из этого цикла. И показали согласно замыслу самого Верещагина: с особым музыкальным сопровождением, позволяющим "войти в картину" светом, аксессуарами исторической эпохи. Демонстрация сопровождалась комментариями самого мастера, досконально изучившего предмет и написавшего книгу о 1812 годе и каталог с пояснениями своих картин. В общем и целом Верещагиным был создан прецедент синтетического жанра, в чем-то предвосхитившего и тотальные инсталляции Кабакова, и многосерийные "кремастеры" Мэтью Барни. А в самой близкой перспективе подобный род экспонирования определил распространение оживляющих эффект присутствия батальных диорам в музеях столицы и регионов, а также перформансивный задор батальных сцен одной из самых дорогих кинопостановок планеты - "Войны и мира" Сергея Бондарчука.
Сегодняшние художники - законные наследники инноваций Василия Васильевича Верещагина. Обращаясь к привычным техникам и видам (графика, живопись, скульптурный объект), они творят сагу о войне 1812 года, в которой зрителю предлагается не только испытать "эффект присутствия", но и самому стать со-автором, вторым режиссером визуального спектакля.

Спектр тем необычайно широк: от реминисценций исторической документации (Александр Пономарёв, Константин Батынков, Владимир Ситников) до саркастического лубка (Александр Джикия, Алексей Политов и Марина Белова). Имеется и работа с математическими формулами военных сражений (Александр Панкин), и воспоминания о парадных портретах (Наталия Турнова, Сергей Шутов, Владимир Сальников), и воскрешение мифов, метафор и аллегорий (Алексей Беляев-Гинтовт, Владимир Анзельм, Нина Котел, Валерий Орлов, Евгений Семенов, Андрей Филиппов).
Отличие от Верещагина в том, что его выставка была сделана по законам единого синтеза, была универсальным высказыванием. А экспозиция нынешних мастеров это скорее россыпь деталей конструктора. Этот конструктор каждым зрителем может монтироваться самостоятельно, в согласии с собственным разумением темы.